Телефонная мама Дарьи Спиридоновой

Вертинский в багажнике

– На самом деле я была телефонной мамой, – вздыхает Галина Дмитриевна. – Я работала и своих дочерей (у Даши есть младшая сестра Саша, ныне брэнд-директор в известном журнале. – Ред.) воспитывала в основном по телефону. Иногда я корю себя за то, что мало уделяла им внимания. Возможно, если бы все начать сначала, я бы поступила иначе. Но Даша недавно мне сказала так: «Мама, все как раз наоборот! Нам нравилось, что ты уходишь по делам, что ты хорошо одета, что от тебя пахнет духами».

И ее слова меня немного успокоили.

Как критик, я писала немного, но только о том, что меня волнует. Была одна из первых, кто обратил внимание на Геннадия Хазанова и мима Анатолия Елизарова, выступила в защиту Елены Камбуровой, когда мне велели ее раскритиковать. Я была дружна с Лидией Руслановой, хотя перед смертью она никого к себе не подпускала. Великая женщина! После нее я уже не могу слушать Бабкину и пр.

А как я была влюблена в голос Градского! Помню, он приезжал к нам в гости со своей маленькой дочкой Машей. Я приходила с работы домой и взахлеб рассказывала о своих впечатлениях. Дети видели мой восторг, мою одержимость искусством. Мне кажется, это производило на них впечатление.

Папа постоянно детям про Луну рассказывал, Саша до сих пор любит астрономию. Недавно она на юбилей подарила ему телескоп, теперь они вместе смотрят на звезды. У мужа было много друзей-ученых, в том числе и зарубежных, они часто приезжали к нам в гости. Девочки ходили с ними в Большой театр, в Консерваторию, в Пушкинский музей. Они хорошо разбираются в искусстве. Мы с мужем не занимались накопительством, старались, чтобы в доме у нас не было ничего вульгарного. Думаю, что дети просто переняли наш вкус.

Знаете, что еще на дочерей повлияло? У нас был жигуленок, на котором мы объездили всю страну: Прибалтику, Крым и т. д. Мы жили в палатке, разжигали костер. Я до сих пор помню такую картину: поле пшеницы, рядом растут березки, неподалеку пасутся коровы – и голос Вертинского: «Доченьки, доченьки мои!» Очень романтично! У нас был проигрыватель в виде чемоданчика, и мы повсюду возили его в багажнике автомобиля.

Полеты на Луну

– Галина Дмитриевна, вы помните, как Даша пошла в первый класс?

– Конечно! У Даши были очень красивые гладиолусы. Перед детьми на улице выступал молодой ученый, говорил, что впереди их ждет интересная жизнь: они будут заниматься полетами на Луну, на Марс. Просто он в Институте космических исследований работал. (Смеется.) Учительница Даши Жанна Ефимовна, очень сильный педагог, в тот день мне сказала, что нужно было и Сашеньку к ней отдать. С одной стороны, может быть, и так. Но с другой – младшая дочь была совсем ребенком. Такой пупсик! На следующий год Саша попала к Инне Владимировне, которую она до сих пор помнит и любит. А ведь хороший первый учитель – это очень важно.

– Может быть, вы просто отдали детей в хорошую школу?

– В те времена мы жили на улице Островитянова на юго-западе Москвы. Школу мы специально не выбирали, пошли в ту, которая была рядом с домом. Девочки ходили в школу через яблоневый сад. Там вообще очень зеленый район.

– Вы уроки с Дашей и Сашей делали?

– В нашей семье учебу больше контролировал папа. Просто он мог лучше объяснить детям физику, математику. А я прибегала с работы и сразу же должна была готовить ужин. Дочери до сих пор помнят мою пиццу.

– Припомните, пожалуйста, случай, когда Даша вас удивила.

– Не сочтите за хвастовство, но, когда она училась, по-моему, в 5-м классе, учитель истории Григорий Израилевич сказал мне: «Знаете, у вас выдающаяся дочь!» – «Чем же?» – удивилась я. – «Она историю рассказывает на моем уровне». Тогда меня удивило слово, которое преподаватель подобрал: «выдающаяся».

– А какой Дарья была в детстве?

– Похожей на меня, созерцательной. Она очень любила поэзию, хорошо писала сочинения. Помню, одно из них называлось «Благородство обязывает». Даша жила высокими понятиями.

– В переходном возрасте дети часто становятся нелюдимыми, дерзят взрослым. Как вы пережили этот период?

– Папа старался приобщить дочерей к науке, я – к искусству. У них не было времени на выкрутасы. Отношения в нашей семье строились на доверии. Я никогда не вмешивалась в жизнь детей, а они старались не волновать меня.

Протестная лейка

– Вы с мужем при детях ругались?

– Мы были очень эмоциональными и иногда затевали споры. Но очень быстро приходили к консенсусу. Поэтому наши выяснения отношений дочери всерьез не воспринимали. Знали, что мы немного поспорим, а потом поцелуемся.

– По каким поводам были трения?

– Да хотя бы по поводу воспитания. Муж считал, что я дочерей балую, что они сами должны убрать за собой со стола, застелить постели и т. д. А я всегда их жалела. Мне хотелось, чтобы они подольше поиграли, почитали. Умом я понимала, что муж прав. Но все равно делала по-своему.

– Как вы дочерей наказывали, если требовалось?

– Папа строго с ними разговаривал, этого было достаточно. У него всегда была очень четкая аргументация. Я даже думала: «Какой вредный! Ну что он пристает к детям?» Но на самом деле они отца обожали. Думаю, мы с мужем друг друга уравновешивали. Саша выбежит после разговора с ним, плачет. А я стараюсь сгладить ситуацию. Успокоить, угостить чем-нибудь вкусненьким. Муж мне говорил, что я дочерей порчу! Но я все равно поступала так, как считала нужным.

– В школу по поводу поведения дочерей вас вызывали?

– Даша всегда была хорошей девочкой. А к Сашеньке вызывали, потому что она была шалунишкой.

В школе на Арбате, куда мы позже переехали, у нее был конфликт с физиком. Дети его не любили, из школы выживали и добились-таки своего. Однажды, когда он вяло сидел на уроке, Саша ходила с лейкой по классу, поливала цветы, а заодно немножко и его. Я была в ужасе от этой истории. Папа тоже сказал, что это безобразие.

Карьера Барби

– Дочери часто слышали от вас слова любви?

– Мы с мужем ничего особенного Даше и Саше не говорили. Просто совершали поступки, которые подтверждали наше отношение к ним. Помню, папа притащил им хомячка, потом купил пуделя, когда они о нем мечтали. Я в обеденный перерыв обязательно бежала в «Детский мир» и покупала дочерям какую-нибудь маленькую игрушку, книжонку. Возвращаясь с работы, каждый раз привозила им что-нибудь интересное. Когда папа выезжал за границу на научные симпозиумы, он привозил детям обновки. Даша и Саша были модницами.

– Сверстники завидовали им?

– Они были девчонками компанейскими, с хорошими характерами, поэтому подарками отца не кичились. И потом где? На днях рождения все дети были одеты хорошо, а в школу тогда в форме ходили.

– Вы ни в чем своим дочерям не отказывали?

– Они не просили ничего сверхъестественного, и мы с мужем старались идти навстречу их желаниям. Допустим, Саша очень хотела куклу Барби. В те времена она только-только появилась и стоила безумно дорого. Но мы с папой решили, что все равно надо ее купить. Сашина Барби сохранилась у нас до сих пор. Я сажаю ее под новогоднюю елку, она играет у нас роль Снегурочки.

– Создается впечатление, что вся жизнь ваших дочерей была сплошным праздником.

– Я старалась, чтобы так оно и было. Считаю, что все родители должны стремиться сделать детство своих детей счастливым. Как? Да просто любить их, и тогда все получится.

Танцуют все

– Дарья, вы в детстве проказничали?

– Не могу сказать, что много. Я была вдумчивым, серьезным ребенком. Очень любила читать. Хотя мы с моей сестрой Александрой, конечно, дрались. Мы практически с ней ровесницы, и она с ранних лет мой самый лучший друг. Но у нас периодически возникали реальные потасовки. Допустим, когда мы спорили, чья кукла красивее. Однажды сестре я даже сломала руку. Но это было не в драке.

Я учила прыгать ее со стола. Сказала: «Раз, два, три – и прыгаем!» Так и по-ступила. А Саша испугалась и осталась на столе. В это время ее рука была в моей.

Я дернула ее, и та сломалась. Но мы маленькими тогда были. Сестре годика три-четыре, а мне на полтора больше.

– Судьба связала вас с такими телешоу, как «Танцы со звездами» и «Стиляги». Интересно, а вы учились в детстве танцевать?

– Специально нет. Но мы с сестрой много танцевали дома. У нас был свой домашний театр. Наша мама – театровед, серьезный специалист по мюзик-холлам, ревю. Раньше возглавляла комиссии самых разных эстрадных шоу. Поэтому в детстве мы очень часто бывали в театре. Наш папа как видный ученый имел возможность выезжать за границу. Он привозил оттуда диски, видео с клипами, музыкальные ленты. Не так давно мы с сестрой пересматривали фильм Федерико Феллини «Джинджер и Фред», в котором танцуют Марчелло Мастроянни и Джульетта Мазина. И вспомнили, что смотрели его с родителями, когда нам было по 10-11 лет.

– Неужели он тогда понравился вам?

– Представьте, да! В картине много ярких фантазийных образов: карлики, трансвеститы, женщины в безумных костюмах. Для ребенка этот завораживающий, праздничный мир интересен.

– В юности перед вами открывались два очевидных пути: либо по папиным стопам – в науку, либо по маминым – в искусство. Вы же попали на телевидение. Как родилось это желание?

– Знаете, когда мы смотрели с сестрой «Джинджер и Фред», она сказала: «Так ведь это твоя программа один в один!» Видимо, мечта подспудно родилась еще тогда. Наука и искусство изучают то, как устроен мир. Тем же самым, на мой взгляд, занимается и ТВ. Я люблю телевидение. Но не отупляющее, а делающее человека лучше, дарящее ощущение праздника.

– Телеведущей вы мечтали стать с детства?

– Мы с сестрой не только выступали в домашнем театре, а делали еще и свои телепрограммы. У нас дома была видеокамера, и мы снимали «Что? Где? Когда?», я вела ее. Все эти записи сохранились.

Но сказать, что я видела себя в 10 лет телеведущей, не могу. Мне просто хотелось создавать праздник и участвовать во всем. В той сфере, в которой я сейчас работаю, каким-то образом объединилось все.

– Вы говорите, что пленки, на которых запечатлены ваши первые телевизионные опыты, целы. Та маленькая девочка чему-то вас сейчас научила?

– Да! Причем совсем недавно. Дело в том, что в детстве мне всегда хотелось все делать правильно. И я вела те детские программы как отличница. Но благодаря «Танцам со звездами» я открыла для себя прелесть быть разной и не слишком серьезной. И через это находить свое истинное лицо.

Мы против сои

– Дарья, когда вы шли в 1-й класс, вы умели читать и писать?

– Конечно, я что-то умела. Но не столько, сколько нынешние дети. В их возрасте мы были другими. Первые буквы прописью выводили только в школе. Хотя, помню, я с бабушкой буквы изучала и даже написала своей сестре письмо. Мы обе были влюблены в Янека из польского сериала «Три танкиста и собака». Послание от его имени я сочинила для Саши и положила в почтовый ящик. Это случилось до того, как я пошла в 1-й класс. Стало быть, буквы к тому времени я писать умела. Но «я» везде была повернута в другую сторону! (Смеется.)

– В школе учиться хотелось?

– Очень! На 7-летие мне подарили набор первоклассника, а еще роскошный портфель. Я до сих пор помню, каким он был красивым: из сине-красной клетчатой ткани с кожаной оторочкой. Эти вещи меня ужасно вдохновляли. Я не могла дождаться, когда пойду в 1-й класс. Помню, перед первым сентября мы с мамой специально купили белые гладиолусы, которые были размером с меня. Проводить меня в школу пришла вся моя семья: мама, папа, бабушка, сестра – целая делегация!

– Расскажите, пожалуйста, какой-нибудь яркий, забавный случай из своей школьной жизни.

– В те времена между Советским Союзом и США шла холодная война. А 1-го сентября всегда проводился Урок мира. Во 2-м или 3-м классе нам дали задание нарисовать картинку на тему «Мы против СОИ». Если помните, тогда у американцев была «Стратегическая оборонная инициатива». Мы абсолютно не понимали, что это такое. Но СОИ было чем-то зловредным, против чего мы выступали. Помню, что я нарисовала ракету, в которой летит американец. Но я всегда очень хорошо относилась к гражданам США. Папа много работал с американскими учеными, у нас были друзья семьи, которые приезжали оттуда. Я не понимала, что существуют напряженность между двумя странами, и нарисовала американца смеющимся. Он летел в ракете, а в иллюминаторе была видна его улыбочка. Комизм ситуации усугублялся тем, что рядом была надпись «Мы против СОИ». Когда я много позже увидела этот рисунок, очень смеялась.

– Как расценил ваше творчество педагог?

– Честно говоря, я не помню. Но моя первая учительница Жанна Ефимовна – человек абсолютно уникальный, у нее было призвание учить детей. Мне очень повезло. С одной стороны, она была строгой и даже суровой. А с другой – доброй, с чувством юмора. Думаю, что, взглянув на улыбающегося американца, она посмеялась. Жанна Ефимовна никогда не требовала от учеников, чтобы все они были одинаковыми и дисциплинированными, чем грешили учителя советской школы вообще.

– Неужели она не заставляла смирно сидеть и молчать?

– У Жанны Ефимовны был такой авторитет, что никому из нас даже в голову не приходило на уроке разговаривать, хотя она никогда не повышала голос.

– А был случай, когда педагогическое воздействие первой учительницы произвело на вас неизгладимое впечатление?

– Однажды мы с моей подругой Юлей спрятали обувь мальчика, который нам обоим нравился, чтобы подшутить над ним. И, как бывает с детьми, про это забыли. Потом мы ушли домой, и наша проказа превратилась в большую проблему. На следующий день стали разбираться, кто это сделал, но мы не решились признаться. Когда стало известно, что виновницы происшествия мы, Жанна Ефимовна сказала, что самое страшное не то, что мы сделали, а то, что промолчали. Я запомнила ее слова на всю жизнь. Мы с подругой при классе сняли с себя октябрятские значки и просили у своих товарищей прощение за то, что сказали им неправду. Надо сказать, что мы с Юлей были очень веселыми, дети в классе нас любили. Поэтому все сказали, что мы достойны быть октябрятами, и они прощают нас.

Это было советское воспитание. Но, если учителя попадались такие, как Жанна Ефимовна, от него было много пользы.

Детям внушались такие понятия, как порядочность, честность, достоинство.

В результате поколение выросло с определенными принципами.